22-10-2008, 12:44 PM | #1 |
Супер друг - подполковник форума
|
Жестокое солнце... честно, зацепило
Куда это ты собрался? – мать без особого интереса наблюдала за моими сборами
Куда это ты собрался? – мать без особого интереса наблюдала за моими сборами. К тому, что я много езжу, она привыкла. - К друзьям на выходные. - А где они живут? - За МКАДом. Я не обманываю, Чечня действительно за МКАДом, но мама любит читать газеты и смотреть телевизор, пугать ее конкретикой ни к чему. Поэтому я втихаря уезжаю во Внуково. Стойку, где регистрируют рейс до Грозного, я нахожу без труда: над толпой возвышается папаха, вокруг папахи стоят женщины в платках. В самолете почти никто не берет у проводника ланч: еще не истек рамадан, днем соблюдается пост. Вылет задерживают «по причине интенсивного воздушного движения над аэропортом» (кто бы мог подумать, что над аэропортами бывает интенсивное воздушное движение), сам перелет – почти три часа, и из самолета я выхожу в состоянии жестокой табачной абстиненции. Меня должен встречать студенческий друг-чеченец, и я планирую спрятаться за угол, и перекурить. Но вместе с другом меня приходят встречать его братья, и пожилая мать, а при стариках там не курят, тем более днем, в пост. При родителях не курит даже старший сын. Младшие братья не курят при старшем, на улицах нет людей с сигаретами. Покурить удается только через два часа, после подробного расспроса главы семейства о Москве, политике, и здоровье моих родителей. Вспомнив школьные годы, мы дымим, спрятавшись за коровником. Нет алкоголя в магазинах: сухой закон. Говорят, раньше были точки, на которых продавали наркотики, но сейчас разогнали всех торговцев – кого посадили, кого пристрелили. Город производит странное впечатление: очень силен контраст между разрушенными домами, и отстроенными районами. Стены недостроенного дома моих друзей испещрены входными отверстиями от пуль – обстрел шел с расстояния 300 метров, выйти из комнаты было невозможно. – Несколько дней не могли выйти, но жить надо, есть надо. Вышла, села картошку чистить, пусть стреляет. Вот тут была моя голова, а вот тут… – старая чеченка показывает на пулевое отверстие в десяти сантиметрах выше. - Страшно было? - Привыкли, сынок. Некогда было бояться – сначала выживали, потом с мародерами боролись – и с нашими, и с русскими. А теперь опять начали дом достраивать. Было бы здоровье, да руки – достроим. Чтобы успеть посмотреть республику, и поговорить со всеми, с кем запланировал, встаю непривычно рано – в 9 утра. Помогает проснуться ругань во дворе – хозяйка, как старая орлица, с клекотом напрыгивает на внучку, выговаривая ей сначала по-чеченски, а потом и по-русски – мать у внучки русская, на двух языках быстрее дойдет. «Учишься плохо, по дому работаешь плохо, кто тебя замуж возьмет? Ничего не умеешь! Посмотри, как ты постель заправила – мужчина даже аккуратней сделает!». На мой взгляд, девчонка работает, не разгибая спины, прошу ее не ругать. - Неее, ленивая! – машет рукой старуха. 14-летняя Марьям застенчиво улыбается. Думаю, замуж ее возьмут без проблем – красивая. - Так и всю жизнь проспать можно – 75-летний отец семейства подмигивает мне. День стариков начинается в 4 утра – в пост едят затемно. Потом – доить коров, работать по хозяйству, торговать молоком и сметаной на рынке, вечером – смотреть телевизор, обогреваясь от самодельной газовой плиты. Посреди просмотра политических дебатов гаснет свет. - Я бы тех, кто так с электричеством делает, на 10 лет бы сажал! – ругается отец, телевизор погас в самый интересный момент. - Он старый сталинист – смеются в темноте тридцатилетние близнецы – младшие сыновья. Из десяти детей после войны осталось четыре, шестеро внуков – сироты, о них заботится вся семья. Старший внук и везет нас в город на старой «Волге». Основные трассы восстановлены, но разбитых участков все еще много. Сельская дорога в ямах от снарядов. По бездорожью привычно разгуливает местное население. Чеченки, спокойно вышагивающие на десятисантиметровых шпильках по щебенке, производят сильное впечатление. Много красивых женщин – как выражено южного типа, так и светловолосых и светлоглазых. Местная мода не очень отличается от московской, разве что головными уборами – платками у женщин, и песами (тюбетейками) у мужчин. Женщины из религиозных семей закрывают волосы целиком, женщины из более светских носят косынку или просто ободок из ткани. Встречаются и женщины с непокрытой головой – незамужние. На мой вопрос, не чревато ли это насилием, чеченец качает головой, и объясняет, что изнасилований практически не бывает – все знают, что именно оторвут насильнику, и это не метафора. Город отстраивается быстрыми темпами, и, если не вглядываться в детали – обычный европейский город. Стекло, пластик, белый камень. Вывески «Евроокна», «Дом мод», «Империя обуви» чередуются с лозунгами «Рамзан Кадыров – достойный сын чеченского народа», «Спасибо за возрожденный город, Р.А. Кадыров», «Рамзан, аргунцы с Вами!»… Портреты Кадырова – почти на каждом доме. Часто встречается триптих: Кадыров-отец, Кадыров-сын, и Путин – вероятно, святой дух. В основном, в городе еще не успели восстановить водопровод, и большая часть живет с привозной водой, которую покупают. Над источниками стоят многочисленные серные бани – горячая вода бьет из-под земли. Работа есть далеко не у всех, кто-то держит скот, кто-то торгует на рынке, или занимается частным извозом. У дорог продают бензин в десятилитровых баллонах – его варят из конденсата. Относительно приличную зарплату получают врачи, в туберкулезном диспансере со следующего года обещали до 35 тысяч рублей, около 12 тысяч – зарплата нарколога. Пятидесятилетняя Татьяна, родившаяся и выросшая в Грозном, работает в нефтяной промышленности, получает 6-7 тысяч рублей. Она не уезжала из города ни на день, военные действия пересидела в квартире. Оконные проемы завешаны фольгой, воду еще не провели. - Мы так и пересидели всю войну коммуной – я и три семьи из подъезда. - Русские семьи? - Нет, кроме меня, все чеченцы. Русские уехали почти все, сейчас потихоньку стали возвращаться. Если бы не Мадина с мужем, не знаю бы, что я делала. - А как вообще чувствует себя русская женщина среди чеченцев? - Есть специфика, но особо ее не замечаю – я же местная. Гордый народ, взрывной, опасный, но открытый. Это Кавказ. Уклад кавказский жестокий, как здешнее солнце, но очень логичный. Просто – другой. В Москве бы я не смогла жить – была там, на ногу наступят в метро – и сразу скандал. Говорят, там в одном доме люди живут, и как зовут друг друга – не знают. Тут все по-другому. Таня достает припрятанный спирт, быстро и незаметно накрывает стол. На московского гостя приходят посмотреть соседи – чеченцы. - А боевики? - Когда один из соседей в боевики уходил, сказал, что будут обстреливать наш район. Чтобы спала одетая, и сумку собрала. А когда снаряды падали, Иса вон 15 человек под огнем в убежище отвел, не глядя – русские ли, нохчи. Сосед Иса смеется: «Я в Афгане служил, привычный». Он смущается от того, что его хвалят. «Политика политикой, война войной, а соседи родные, свои». - А еще одной войны не боишься? - Бояться сил больше нет. Кончился страх. Но и силы кончились - чувствую, что еще одной войны уже не переживу, устал мой ангел-хранитель. В республике масштабно отмечают день рожденья Рамзана Кадырова. На площади гуляет народ, из проезжающей машины раздается автоматная очередь – салют. В центре заканчивается отделка мечети – как говорят, самой большой в Европе. Вечером над ней светится красным неоном «Марша ба Хьо мархи бут» - добро пожаловать, месяц Рамадан. На расстоянии остановки от нее стоит православная церковь. У ворот стоит охранник с автоматом, еще один ходит по двору. В храме идет служба, святой отец занят, но удается поговорить со старшей – недоверчивой женщиной средних лет. - Большой приход у вас? - Да вон, сами же видите – семь человек на службе. - Не обижают тут вас? - Да пока охрана с автоматами – нет. Уйдет если охрана – стекла в момент выбьют. То окурки на территорию кинут, то еще что. Молодые приходят – якобы помолиться, и свечки переворачивают, плюют. Из припаркованной рядом с оградой машины внезапно раздается чеченская музыка на полную громкость. Староста подбегает к ограде, и кричит: «Выключи немедленно, совести совсем нет!». Музыку выключают. - Да что спрашивать, сами же видите! - Уехать хотели бы? - Очень. Но некуда. Мы никому не нужны. Из ворот церкви выходит женщина в косынке, быстро надевает большие темные очки, уходит скорым шагом. За мгновение мы успеваем заметить высокие брови вразлет, орлиный нос, смуглую кожу. Приехавшие со мной чеченцы возбужденно переговариваются – неужели чеченка? Нет, говорю, наверное, осетинка. Похожа на осетинку. Православная чеченка – повод для большого скандала, ее семья станет прокаженной, никого из семьи не возьмут замуж, определенные круги могут объявить охоту на нее – объясняли мне когда-то. … Умар не любит, когда вспоминают его прошлое имя. Когда-то его звали Олегом – он принял ислам еще в начале 90-х. Женат на чеченке, по ковру ползает 7-месячная дочь. - Как живется сейчас? Да так и живется. Главное – детей поднять, сами как-нибудь дотянем… Из уст ровесника «как-нибудь дотянем» звучит жутковато, но здесь много жутковатого. Знакомый беженец Андрей, осевший в Москве, просит сфотографировать его дом – или то, что от него осталось. Мы ищем указанный адрес, и я честно фотографирую то, что осталось – осколки кирпичей на фундаменте.
__________________
Я думаю о себе все только самое лучшее. Возможно плохое обо мне думают другие, ну и пусть думаю, ептеть! Неприлично счастлива и небет! Обладатель звания "Грудь Zаката 2008" |
22-10-2008, 12:45 PM | #2 |
Супер друг - подполковник форума
|
Возвращаясь обратно, видим толпу – наверное, все еще празднуют день рожденья Рамзана. Но нет, утром мы узнаем, что взорвали то ли ветлечебницу, то ли что-то рядом. Трассы обстреливаются до сих пор – сразу после моего возвращения в Москву боевики обстреляют милицейскую колонну во Введенском районе, мы проезжали по этой дороге ночью.
Перед отлетом меня ведут к Любе, учительнице русского языка – она преподавала в школе моего друга. Невысокая улыбчивая блондинка лет пятидесяти усаживает нас пить чай с шоколадкой, которую подарили ученики. В почти пустой квартире – только кровать, дорогой музыкальный центр, и много-много кассет и дисков. На экране – запись концерта Далиды, Люба с сыном меломаны, подрабатывают на перезаписи музыки. - Конечно, полно проблем! Окна вставили плохо, переделать надо. Но я тут занимаюсь с учениками, мама Исламчика, Айшат, пробивная такая женщина, добилась, чтобы переделали. Вот, в день учителя вычли по 200 рублей – на подарок Кадырову. Нет, чтобы добавить – в Астрахани дочке добавили 1500. А тут зарплата пять тысяч, и то вычли. В школе премировали при детях только чеченских учителей, а русским – там еще 4 девочки русские преподают – ничего не дали. Ко мне подходят ученики, спрашивают – почему ничем в День учителя не наградили? Разве вы плохой учитель? А что я им скажу… - Вот мы с Днем учителя вас поздравим – бывший ученик кладет на стол двести рублей. - …Страх? Нет, страха нет. Три войны пережила. Почему три? Так мне 72 года, мой хороший, первой была Великая Отечественная. Да как уж я выгляжу – как жила, так и выгляжу. Только отношение ко всему поменялось, поняла стоимость вещей. Зачем иметь шкаф, если его нельзя унести с собой? Главное – аппаратура, и кровать, чтоб спать на чем можно было. Конечно, почти все русские уехали, но стали возвращаться потихоньку. Я тоже хотела к дочери в Астрахань, но вернулась. Я 45 лет здесь преподаю – еще с распределения. Приходила сегодня, все мальчики из класса хотели, чтобы я с ними круг лезгинки прошла. Здесь у меня положение, меня уважают, а там я никто. Мое место здесь. (с) Алмат Махатов
__________________
Я думаю о себе все только самое лучшее. Возможно плохое обо мне думают другие, ну и пусть думаю, ептеть! Неприлично счастлива и небет! Обладатель звания "Грудь Zаката 2008" |