|
|
Вооружившись биноклем, Федотов установил, что в квартире явно кто-то есть. Кто именно, он так и не понял, но темный силуэт то и дело мелькал за окнами, то пропадая, то вновь появляясь. Федотов почесал голову: вообще-то, его это не касалось, но что, если к Пашкевич забрался вор? Чистит себе хату и насвистывает похоронный марш. Вот родне-то радости будет! Небось, еще и перессорятся, выясняя, какому идиоту пришло в голову не оставлять на ночь дежурных.
А может, вдруг подумал Федотов, никакой это не вор. Только сейчас до него дошло, что в квартире покойной происходит что-то странное. Что-то такое, что не должно происходить в пустой квартире, где стоит, в ожидании, когда за ним приедут, гроб с мёртвым телом. С мёртвым телом, у которого всё внутри переломано и разорвано, хотя снаружи это как бы и незаметно.
Федотов оделся, прихватил с собой сигареты и вышел на улицу.
Фонари во дворе неохотно рассеивали предутренний сумрак. С неба по-осеннему моросило; между домами крался туман. Было безлюдно: в такое время местные алкаши и гопники обычно уже отсыпаются после «ночной вахты», а дворники-узбеки еще дрыхнут перед работой. Федотов покурил немного, сидя на скамейке у стола для домино; между делом он поглядывал на беспокойные окна – то потухнет, то погаснет. Потом Федотову надоело сидеть, и он двинулся через двор к подъезду Пашкевич. По памяти набрал код и вошел внутрь. И чего меня сюда принесло, подумал Федотов, стоя у лифта и вдыхая пыль из почтовых ящиков.
В подъезде не было слышно ни звука, но неожиданно пробудившееся чутье подсказывало, что наверху что-то происходит. Второе, что подсказывало чутье – лучше бы сейчас пойти обратно домой, запереться там покрепче и досматривать шоу в бинокль. Если, конечно, будет, на что посмотреть. Но любопытство, которое одинаково жестоко поступает и с кошками, и с Федотовыми, повело свою игру, и Федотов холодеющим пальцем нажал на кнопку вызова лифта. Кабина с шумом опускалась на первый этаж, а Федотов стоял перед дверями и думал: интересно, кто в ней приедет. Кабина остановилась, двери разъехались – внутри не было никого.
«Ну и чего?» - задался вопросом Федотов, стоя в кабине.
Он просто поднимется на восьмой этаж, посмотрит, что там, и сразу смоется. Если квартиру Пашкевич действительно взломал упырь-домушник, зависать поблизости не в кассу – еще под следствие угодишь. Старая кабина жалобно скрежетала, одолевая этаж за этажом.
На восьмом Федотов вышел и замер, прислушиваясь. Он не сразу сообразил, что стоит спиной к двери покойной Пашкевич. Повернулся и увидел – дверь приоткрыта, а из прихожей на кафель лестничной клетки падает косая полоска света. В тот же миг его обоняние поймало тяжелый цветочно-косметический запах.
«Что за фигня», - подумал Федотов, приблизившись к двери. В образовавшуюся щель он увидел кусок прихожей: ковер, обои и трюмо – это было так неожиданно, что Федотова словно отшвырнуло назад. Затем кабина лифта вдруг поехала вниз – было слышно, как ее двери открылись парой этажей ниже. Федотов невидящим взглядом смотрел на колеблющийся трос, и постепенно до его сознания доходила простая мысль – кто-то умышленно отрезает ему путь к отступлению.
Я не боюсь, сказал он вслух. С показной медлительностью достал сигарету, прикурил, и, затянувшись, спустился на один лестничный пролет. Оттуда, сквозь решетку шахты можно было увидеть площадку седьмого этажа. Федотов хотел было выдохнуть дым, но поперхнулся и закашлялся: на седьмом этаже кто-то стоял. Стоял и молча смотрел на Федотова. Какая-то черная фигура – через решетку особо не разглядишь.
- Кхэ-э-э-э… кхто там?! – прокашлял Федотов. Но ответа не услышал. Черная фигура, словно подхваченная ветром, вспорхнула, раскинув руки, и исчезла из поля зрения. Застучали каблуки – кто бы ни стоял там, внизу, теперь этот кто-то шел вниз по лестнице. Вниз, а не вверх – Федотова это не могло не радовать. Он очень хотел не бояться, но в душе он уже знал – гроб в квартире Пашкевич стоит пустой.
Далеко внизу хлопнула подъездная дверь. Федотов приник к стеклу: кто-то вышел на улицу. Преодолев оцепенение, Федотов спустился на седьмой этаж; некоторое время он лихорадочно искал признаки чьего-то неуместного присутствия, но не находил их – только запах, смешанный из цветов и косметики, был здесь слишком уж косметическим. Сделав несколько неуверенных шагов, Федотов наступил на что-то мягкое. Поспешно убрал ногу – на грязном полу лежала скомканная белая тряпка. Он нагнулся и машинально подобрал ее; в мигающем свете лампы на потолке трудно было понять, что это такое, но вдруг лампа на несколько секунд заработала в полную мощность, и Федотов, вскрикнув, отшвырнул свою находку. Это был белый чепец. Изнутри он пропитался кровью, к которой пристало несколько крашеных тускло-желтых волос.
Федотов уже охотно заорал бы от страха, но в горле у него пересохло. Держась за перила, чтобы не упасть, он засеменил вниз по ступенькам, так быстро, как мог. А мог он не очень быстро.
Уже выскакивая на свежий воздух, он вспомнил, что не посмотрел, куда делась черная фигура. К счастью, у подъезда никого не было. Но в воздухе, мешаясь с туманом, таял всё тот же приторный запах румян.
Господи, вслух сказал Федотов. Что же это такое происходит?
Из тумана донесся стук каблуков. Стук как будто удалялся – напрягая зрение, Федотов разглядел (или ему показалось, что разглядел) движущийся силуэт. Силуэт скрылся за углом восьмиэтажки, и Федотов вздохнул. Ему пора было возвращаться к себе, ему совершенно точно пора было возвращаться к себе – и он уже направился через двор к своему дому, но вдруг неожиданная мысль едва не пришибла его на месте, как молния: а вдруг ЭТО уже ждёт его в квартире???
Мало ли кто там завернул за угол – это мог быть кто-то другой. А то, что оставило на седьмом этаже белый чепец, испачканный кровью, могло уйти совсем в другую сторону. Например, к нему домой.
О, господи, забормотал Федотов, крутясь на месте, чтобы никто не мог подобраться к нему сзади. О, блин! О, черт. Вот попал. И ведь, подумать только – он же видел, что происходит у Пашкевич со СВЕТОМ, как мигают и гаснут окна – ну зачем самому-то было туда переться! О, черт, о, блин.
Ну уж нет, решил Федотов. Если какая-то тварь ждет его дома, хрен она дождется. Федотов уже нашел выход из положения – ему надо будет переждать до наступления дня, и переждать на приличном расстоянии от квартала. Потом он купит жетон для таксофона и позвонит Евграфову, предложит ему похмелиться на халяву. В квартиру они войдут вместе, и, если кто-то там есть… ну, не важно. По-любому, он будет не один, а с Евграфовым. Постояв неподвижно, чтобы унять головокружение, Федотов скорым шагом затопал к автобусной остановке. Там проезжая часть, там машины, там никто не посмеет его запугивать.
Он торопился к остановке, и ему постоянно казалось, что вот-вот черная фигура выпадет неуклюже из кустов, преграждая путь. И тогда он тут же на месте сойдет с ума. Потому что он знает, что это за фигура и откуда она здесь появилась. Он пытался приглушить разбушевавшееся воображение, но – то из одного темного угла, то из другого – его покалывали несуществующие взгляды.
Остановка была возмутительно пуста. Федотов рухнул на железную скамейку и, отдышавшись, закурил. Последняя сигарета – он с ругательством отбросил пачку. Надо было идти к дальней остановке – оттуда автобус огибает квартал, приезжает сюда и дальше уже экспрессом следует до метро. Да и машины как-то редко попадаются; в тумане и темноте видно только проносящиеся мимо огни фар. Федотов нервно оглянулся сначала через плечо – никого. По крайней мере, здесь он в относительной безопасности, а скоро рассветет… а где-нибудь в половине девятого можно звонить Евграфову. Тот наверняка будет уже на ногах – шатаясь по своей холостяцкой малогабаритке и мечтая поправить здоровье. Федотов выбросил окурок и снова огляделся – прилегающая местность была безлюдна, как поверхность Луны. Поеживаясь от холода, Федотов мысленно рисовал кошмарную картину – мертвая мадам Пашкевич совершает свой последний променад вокруг восьмиэтажки. Где-то вдалеке, наверное, воют дворовые собаки, учуяв запах движущейся смерти. Желтые волосы Пашкевич бесцеремонно треплет ветер, но от тумана они отсырели и прилипают к лицу. У Пашкевич, должно быть, жуткая походка – кости ее переломаны в автокатастрофе, тело изнутри превратилось в желе - и покойница на ходу гнусно переваливается и вихляется, как пьяная.
|