|
|
Из-за поворота показался автобус, и Федотов порылся в карманах, нашаривая проездной на десять поездок. Скатаюсь до метро, подумал он. Посплю в автобусе, куплю баночку пивка, сигарет, а потом позвоню Евграфову. Автобус остановился – Федотов еще заметил, что у водителя в кабине какое-то странное, перекошенное лицо – а потом из открывшейся средней двери возникла черная фигура. Из салона донеслось: «Уважаемые пассажиры, наш маршрут оборудован автоматической системой контроля проезда – АСКП…», автобус тут же снялся с места и покатил дальше, а Федотов, словно пристыв к скамейке, вытаращенными глазами смотрел на раннюю пассажирку.
На ней был темный брючный костюм; ее тускло-желтые волосы безобразно торчали во все стороны. Погибшая в автокатастрофе, загримированная в похоронной конторе и оставленная на ночь в собственной квартире перед отправкой на кладбище, мадам Пашкевич сошла с автобуса и стояла перед Федотовым на краю тротуара.
Федотов хотел подняться на ноги – и не смог. Словно отвечая на его движение, покойница дернулась и шагнула к нему. Под темным пиджаком контур ее тела явно исказился – будто бы внутри что-то осыпалось. Федотов протер глаза и ущипнул себя за руку, но сон не прервался. Покойница Пашкевич опять дернулась – раз, другой, потом задергалась мелко-мелко, как в лихорадке. С прилипшим к гортани языком Федотов созерцал уродливое подобие ритуального танца. Руки покойницы отвратительно торчали в стороны – видимо, в локтях они сгибались нормально, но кисти и пальцы уже схватило трупное окоченение. При каждом движении под темным костюмом слышалось утробное чавканье и сухой треск – всё, что не сломалось в момент автокатастрофы, мадам Пашкевич успешно доламывала сейчас. Можно было подумать, что так она мстит своему телу за годы, проведенные в унылой компании бухгалтерских проводок и налоговых инспекторов.
Федотов чуть сдвинулся по скамейке, и ритм танца изменился – он ускорился, верхняя часть корпуса мадам Пашкевич замоталась быстро-быстро, от лица отлетел большой пласт румян. И только через несколько секунд Федотов догадался, что так покойница маскирует свои намерения – она ПРИБЛИЖАЛАСЬ к нему.
- Пожалуйста, прекрати… - каким-то чужим голосом попросил Федотов. – Ты не можешь так делать. Твоё место – в гробу.
Пашкевич остановилась – она уже стояла вплотную к Федотову, а тот сидел на скамейке и не мог даже закричать. Внутри у покойницы что-то с шумом осело, и белая погребальная блуза на груди провисла складками. Фиолетовые губы жестко шевельнулись, и Федотов услышал, как из мертвого горла с сипением вырывается воздух.
- Арпшшшш, - сказала покойница. – Пршшшшш. – С артикуляцией у нее были серьезные проблемы.
Стеклянно-мраморный взгляд ее глаз уперся в Федотова, и в них мелькнуло что-то вроде узнавания. А перед внутренним взглядом Федотова появилась надпись белым на черном – «Обращение к сбойному сектору памяти».
Жуткая фиолетовая ухмылка отломала остатки румян со щек («Повторное обращение – данные прочитаны»), и Федотов понял – Пашкевич его вспомнила.
- АМНГММММ!!!!!! – разнесся над остановкой вопль – это труп наконец-то нашел внутри себя голосовые связки. Перед лицом Федотова зависла черно-синяя рука – словно загипнотизированный, он смотрел на нее, не отрываясь – пальцы, захрустев, растопырились. Федотов вжался в стенку позади, он уже знал, что сейчас произойдет. Рука упала на его плечо, и длинные ногти содрали длинный клок рубашки вместе с кожей до самого живота. Федотов завизжал – но не от боли, ее он пока не почувствовал – а от того, что следом за рукой на его плечо упала и голова. Возле уха что-то лязгнуло. Рванувшись, Федотов вскочил (оставив в зубах трупа правый рукав куртки) и бросился бежать, а за спиной слышал крик: АПФДТВЭЭЭ!!!!!! Он всё бежал и бежал, а его изодранная с одной стороны рубашка намокала от крови. Потом он свернул чуть в сторону, налетел на ограждение, и, кувырнувшись через него, покатился по откосу.
По факту взлома квартиры Пашкевич (с подачи родственников покойной) было возбуждено уголовное дело. Но, поскольку ничего не пропало, сыщики из местного отделения милиции особо не надрывались. Правда, один из оперов – первым прибывший по вызову в девять утра – поделился с коллегами впечатлением, что «покойница выглядела так, будто только что вернулась». Речь могла идти только о вандализме – голова умершей была небрежно обмотана рукавом от джинсовой куртки, а полагающийся по штату чепец нашли вообще за пределами квартиры – на лестничной клетке этажом ниже.
С дверными замками тоже было что-то не то – эксперты долго пожимали плечами, а потом признались, что открывали дверь, скорее всего, ИЗНУТРИ, а не СНАРУЖИ. Но меньше всего следователям понравилось то, что под ногтями покойницы обнаружились остатки человеческой кожи, содранной с мясом (улучив момент, когда возмущенная родня была чем-то отвлечена, оперативники собрали остатки в пакетик для лабораторного анализа). Впрочем, объяснить факт их наличия всё равно никто не смог, и отчет из лаборатории к делу приобщать не стали.
А Федотова подобрали в овраге бомжи, рыскавшие по кустам в поисках пустых бутылок – если бы не они, лежать бы ему там долго. В больнице ему наложили швы и долго кололи антибиотики. Дежурный хирург, принявший Федотова, был знаком со следователем, который вел дело о взломе квартиры мадам Пашкевич. Двумя днями позже они встретились в кафе «Балтика» за кружкой пива, но по какой-то причине ни один из них не стал делиться последними новостями с работы. Совокупная информация могла бы породить зловещую загадку; по крайней мере, оба задались бы странными вопросами – но бывшие одноклассники ничего друг другу не сказали. Знай об этом Федотов, у него появилась бы очередная тема для размышлений: как получается, что люди не замечают в жизни самых таинственных вещей.
Но и сам Федотов не очень-то распространяется о цепи событий, приведших его на дно оврага за обочиной автомагистрали. Лишь изредка, перебрав с газосварщиком Евграфовым водки, он мрачно изрекает, глядя куда-то в сторону: «Лучше бы я тогда пошел домой. Нет, лучше бы я вообще остался дома». Федотов теперь старается как можно меньше думать о живых покойниках. На пособие по временной нетрудоспособности он купил себе дешевый видеоплеер и множество кассет с комедиями. Когда на улице темнеет, он зажигает по всей квартире свет и крутит комедии одну за другой.
Но где-то к четырем-пяти часам утра, когда на окна наползает туман, комедийные герои на экране начинают мелко-мелко дергаться, а внутри у них что-то осыпается и мерзко чавкает.
|